В 1915 году в Лысьву прибыло большое количество рабочих из Центральной и Южной России. Были среди них и социал-демократы, уже делившиеся на большевиков и меньшевиков. После жестокой внутрипартийной борьбы лидером меньшевиков стал бывший депутат Государственной думы от Екатеринославской губернии, а теперь рабочий трубочного цеха Георгий Кузнецов. Лысьвенский комитет большевиков возглавил механик округа Александр Кузьмин. Даже обликом своим длинноволосый и бородатый Кузьмин резко отличался от других инженеров и больше походил на интеллигентов-разночинцев второй половины минувшего столетия. Сын столичного архитектора с отличием закончил Горный институт, где кроме учебных дисциплин, познакомился с учением Макса. Отказавшись от карьеры, стал учителем воскресной школы для рабочих за Невской заставой, вступил в РСДРП. Два ареста и высылка из столицы. В 1914 году Александр Александрович перебрался в Лысьву, где была большая нужда в толковых инженерах и ещё не остыла память о недавних «классовых боях».
Похожее начало биографии имел и человек, ставший в 1916 году управляющим Лысьвенским округом. Уралец со шведскими корнями, Виталий Гассельблат образование получил в том же питерском Горном институте. В 1902 году за участие в антиправительственном студенческом движении был выслан под надзором полиции на Южный Урал. Работа на Катав-Ивановском и Саткинском заводах создала ему репутация одного из лучших инженеров, что и обратило на него внимание руководства Лысьвенского акционерного общества. Что же касается политики, то ею Виталий Алексеевич перестал интересоваться. По крайней мере, так ему казалось. До поры … В феврале 1917 года Гассельблат был в Петрограде, где стал свидетелем, а затем и участником начавшейся революции. «Февральскую революцию встретил с восторгом», — вспоминал инженер позднее. 27—28 февраля он был с манифестантами в Думе, а уже 1 марта вернулся в Лысьву. Вечером того же дня он рассказывал рабочим о революции в помещении заводоуправления. Однако собрание вышло из под контроля управляющего. Первым делом рабочие решили разоружить ненавистную им полицию, что и было сделано под руководством молодого большевика Белобородова.
Александр Белобородов вошёл решительно во все новые органы власти посёлка. 1 марта он — боец рабочей милиции, 2 марта — член военно-революционного комитета, 4 марта — депутат Лысьвенского Совета. Он добился окончательного размежевания лысьвенских большевиков с меньшевиками. В марте в партию большевиков влилось менее 50 лысьвенцев, в апреле — более 700. Лысьвенская организация РСДРП (б) по численности заняла третье место в Пермской губернии после Екатеринбурга и Перми. 28 мая в Лысьве начала выходить большевистская газета «Социал-демократ», распространявшаяся также в Чусовском заводе, Кушве, Мотовилихе. Неудивительно, что лысьвенские большевики делегировали своего молодого и энергичного лидера на I съезд Советов Уральской области, где он был избран членом Уральского обкома РСДРП (б). «Думаю, что Вам сидеть всё время в Лысьве не стоит … Не мешало бы Вам почаще наведываться в Пермь», — писал ему Яков Свердлов.
Первым председателем Лысьвенского Совета был избран Георгий Кузнецов, но большевики так плотно обложили его, что он потерял возможность влиять на принятие решений. Это стало очевидно уже в мае, когда Совет был занят дележом 2,5 млн. рублей, выделенных правлением акционерного общества на повышение зарплаты рабочим. Если вопрос о распределении денег среди низкооплачиваемых рабочих не вызвал споров, то против предложения отдать 400 тысяч трудившимся на заводе австрийским военнопленным меньшевики запротестовали. Большевики добились не только выделения этих денег, но и полного уравнивания австрийцев в правах с остальными рабочими. В 1917 году военнопленные составляли до 44 % от общего числа рабочих Лысьвенского завода. Солдаты жили в так называемых «типах» — Н-образных 2-этажных казармах, а офицеры — в коттеджах с высокими крышами, словно перенесенных на улицы Лысьвы с альпийских предгорий или берегов Дуная.
Пока большевики в Совете рабочих депутатов боролись с председателем-меньшевиком, а все вместе — с эсеровским Советом крестьянских депутатов, пока рабочий Союз металлистов устанавливал взаимодействие с Профсоюзом счётно-хозяйственных и конторских служащих, а из состава Союза технических служащих выделялся Профсоюз инженеров, завод тихо умирал. В. А. Гассельблат вспоминал: «Были бурные выступления рабочих главным образом по вопросу прибавок к заработку. Власть в бывшем Екатеринбурге и Перми была проблематичная, вопросы финансирования решались туго. Правление Общества постепенно распадалось». Телеграммы из Лысьвы предупреждали о надвигающейся катастрофе: «Для очередной выдачи хлеба муки нет. Возможны крупные осложнения»; «Лысьвенском заводе остаток угля на 2 дня. Грозит остановка завода». 20 июня директор-распорядитель завода Ф. Ф. Фосс убыл в командировку на свою родину — в США. Возвращаться в революционную Россию он отказался.
В октябре 1917 года Белобородов призвал лысьвенцев с оружием в руках встать на защиту советской власти ради «скорейшего окончания ненавистной войны», «действительной борьбы с хозяйственной разрухой» и «обеспечения созыва Учредительного собрания». По списку Уральского обкома он стал членом Учредительного собрания — того самого, которое сторонники Ленина разогнали руками наивных анархистов из числа балтийских матросов. Верный ленинец Белобородов перерос масштаб заводского поселка, но до конца жизни в память о стремительном начале своей карьеры называл себя «лысьвенским слесарьком».
В октябре разномастные политические силы Лысьвы ещё были способны сплотиться ради выполнения общих задач, например, борьбы с анархией. На стенах, заборах и столбах расклеивались листовки, начинавшиеся призывным «Ко всем гражданам Лысьвы!», а завершавшиеся словами: «Все ниже подписавшиеся партии и организации … уполномочивают Исполнительный Комитет Совета Рабочих Депутатов принять самые энергичные и решительные меры, вплоть до применения вооруженной силы, против лиц, которые будут производить насилия над гражданами и организациями в Лысьве». Ниже следовали подписи обеих социал-демократических и эсеровской партий, всех профсоюзов, включая Союз инженеров, а также национальных объединений: Лысьвенской организации мусульман, Польского демократического общества, еврейской общины, Латышского общества «Образование».
Однако, получив возможность создать свою вооруженную силу — Красную гвардию, Совет и большевики потеряли желание делиться властью ещё с кем-либо. Первым делом поссорились с солдатами, возвращавшимися с фронта: красногвардейцы на станции отбирали у них оружие. Неудивительно, что возникший в Лысьве Солдатский комитет фронтовиков попал под влияние эсеров. Затем на всех производствах округа был установлен рабочий контроль: к инженерам прикрепили «сознательных» рабочих. К инженеру Лазерсону, например, приставили кузнеца Маврина, который, не зная грамоты, заставлял подопечного читать все документы вслух. Тот психовал, вскакивал с кресла и предлагал занять его Маврину. Кузнец силой усаживал инженера на место и басил: «Сейчас ещё не пришло время». Разумеется, были испорчены и отношения с инженерами. 4 марта 1918 года Лысьвенские металлургический и механический, Бисерский, Теплогорский, Кусье-Александровский заводы, фабрика огнеупоров в Калино, Косьвинские золо-топлатиновые промыслы, Куртымские рудники и прочие подразделения округа были национализированы. Для управления округом был создан коллегиальный Деловой совет, во главе которого встал инженер-большевик Леонид Александрович Лазарев. Управляющим округом остался В. А. Гассельблат, заверивший совет в своей лояльности. Управителем металлургического завода был инженер П. А. Гуляев, механического — Л. А. Лазерсон. В первом обращении к лысьвенцам Деловой совет писал: «Товарищи, нашими лозунгами должны быть: организованность, сплоченность, бережливость, труд и трудовая дисциплина». Ниже мелким шрифтом обозначено: «Отпечатано в Лысьве, в электротипографии М. П. Кочегаровой». Едва ли это был не последний заказ, выполненный предпринимательницей, — вслед за громадным округом было национализировано и её небольшое предприятие.
Но хозяйство округа продолжало разрушаться. Денег не было, расплачивались бонами Делового совета, прозванными по имени председателя «лазаревками». Численность рабочих таяла. Бастовали инженеры во главе с Гассельблатом. В этих критических условиях Совет рабочих депутатов вёл себя всё более агрессивно. Крестьянскому Совету он предложил выбор: слияние или разгон. Солдатский комитет разогнали даже без подобного предложения, а его председателя эсера Каменского арестовали. Затем лысьвенскую организацию правых эсеров объявили вне закона как контрреволюционную. Следом ликвидировали земские учреждения. Была установлена однопартийная диктатура большевиков.
Для мечтавших о мировой революции пределы заводского поселка и даже горного округа — не границы. В декабре 1917 года отряд лысьвенцев ушёл воевать с южно-уральскими казаками. В начале следующего года другой отряд красногвардейцев под командованием рабочего Ивана Соларева отправился в Северное Прикамье для «свержения власти эсеров и купцов». Утром 29 января он вошел в город Соликамск. Земская управа была разогнана, подчинявшаяся ей дружина разоружена, власть перешла в руки местного Совета. Чтобы разъяснить жителям смысл происходивших событий, вечером 31 января в одном из домов был собран митинг, завершившийся стрельбой и гибелью молодого лысьвенского рабочего Ивана Смышляева.
Свидетели описывали произошедшую трагедию по-разному, и, вероятно, полная истина за давностью лет уже недоступна. Попытаемся выделить наиболее вероятную версию. Митинг открыл агитатор отряда, призвавший горожан сплотиться вокруг Совета. Затем, сменяя и перебивая друг друга, стали выступать как большевики, так и их противники. В прокуренном воздухе стояли шум и ругань. В этот момент эсерка П. П. Юдина застрелила агитатора, открывшего злополучный митинг. Началась паника, во время которой террористка бежала. Присутствовавшие в зале красногвардейцы произвели несколько выстрелов в потолок. Перепуганные люди попадали на пол. Бойцы отряда, находившиеся снаружи здания, в неразберихе дали залп по окнам. Поскольку все соликамцы лежали, пули поразили своих же: несколько красногвардейцев были ранены, двое — убиты. Вероятно, одним из них и был Смышляев. Тело отвезли в Лысьву. Проститься с молодой загубленной жизнью собралось множество земляков. Над свежей могилой в центре поселка парусом раздувался на ветру транспарант «Вечная память павшим борцам за Советскую Федеративную Республику».
«Город от Красной гвардии полном терроре. Вчера ими был устроен провокаторский митинг. Результат — стрельба. 7 жертв. Население всё обезоружено. Масса арестов. Обещают самосуды. Ради Бога выручите», — кричала телеграмма, посланная Соликамским уездным земством в пермское губернское. Увы, губернского земства уже не было. А лысьвенский отряд шагал дальше на север. В ожидании его осмелел слабенький Чердынский Совет, провёл демонстрацию под красными флагами и обложил местное купечество огромной контрибуцией. 6 февраля лысьвенцы вступили на улицы древней столицы Прикамья. И вновь — обыски, изъятие оружия, митинги и патрулирование. В конце месяца красногвардейцы ушли на Южный Урал, воевать с казаками атамана Дутова. Но остались в лесной стороне лысьвенские большевики Александр Рычков, Максим Барабанов, Александр Трукшин и братья латыши Фриц и Эрнст Аппога. Все отчаянно молоды — от 20 до 23, все беззаветно преданы революции. Рычков возглавил Совет, а позднее Северо-Уральский военно-революционный комитет; Барабанов — трибунал; Трукшин — ЧК; Э. Аппога — военный комиссариат и Чердынский городской комитет партии большевиков. Для одних — заклятые враги, для других — романтические герои. Выпускница уездной гимназии Галя Ворокина — девушка, увлеченная поэзией, кинематографом и церковным пением, без памяти влюбилась в статного красавца Рычкова. Но коротким было их семейное счастье. А. Рычков, Ф. Аппога и М. Барабанов погибли январской ночью 1919 года во время крестьянского восстания в селе Юрла. «Мы вас расстреливали, расстреливайте и вы!» — сказал своим убийцам Александр Рычков.
1918-й. Телеграмма. Военная. Вне очереди. «Москва. Председателю Совнаркома Ленину. Председателю ЦИК Свердлову. Из Екатеринбурга. Сегодня 30 апреля 11 часов петроградского [времени] я принял от комиссара Яковлева бывшего царя Николая Романова, бывшую царицу Александру и их дочь Марию Николаевну. Все они помещены особняк, охраняемый караулом. Ваши запросы, разъяснения телеграфируйте мне. Председатель Уральского Облсовета Белобородов». Тот самый «лысьвенский слесарек», в 26 лет взлетевший так высоко, что решал судьбы 300-летней монархии. Первый акт трагедии, завершившийся уничтожением семьи последнего российского императора. Исследователи до сих пор гадают, был ли приказ из Москвы или «левак» Белобородов решился на этот шаг самостоятельно. Одно можно сказать определенно: Белобородов поделил ответственность лишь со своими уральскими товарищами, но не с Москвой.
И в этом, небесспорном даже для большевиков деле он не обошелся без лысьвенцев. Через площадь от дома Сяно, того самого, в котором прежде располагалось агентство Лысьвенского общества, стояла гостиница «Американские номера». Когда-то в этих «номерах» останавливались декабрист И. Пущин, писатель А. Лехов, ученый Д. Менделеев, но в 1918 году здание это вселяло страх как место работы областной «чрезвычайки». Лысьвенский рабочий, а затем чекист Григорий Сухоруков вспоминал: «… приблизительно 18 или 19 июля из отряда нас отбирают человек 12 и говорят: «Товарищи! Вам вверяется тайна государственной важности, с этой тайной вы должны умереть … Сегодня мы должны ехать хоронить семью Николая Романова, она расстреляна …» Более половины этой странной похоронной команды составляли бывшие лысьвенские рабочие. Сразу после возвращения («работа была ударная … приехали в Екатеринбург на вторые сутки усталые и злые») последний был отправлен старшим конвоя, увозившего в Пермь сербскую принцессу Елену — вдову одного из расстрелянных в Алапаевске великих князей.
Дальнейшая судьба Белобородова поначалу складывалась удачно. Был членом ЦК РКП(б), дослужился до поста наркома внутренних дел РСФСР. Но угораздило — ввязался в склоку между Сталиным и Троцким. Для «лысьвенского слесарька» поражение Троцкого обернулось крахом карьеры. Как троцкиста его сняли со всех постов, партбилет отобрали. Правда, года через три в партии удалось восстановиться. Устроился на рядовую чиновничью должность, замер. Но от зоркого глаза бывших подчиненных не ушел. В 1938 году был расстрелян в московском застенке. Через 20 лет приговор отменили и бывшего «оппозиционера» реабилитировали. Посмертно.
В июле же 1918 году, через несколько дней после того, как оборвалась история монархии, Екатеринбург был занят белыми. Война катилась на запад вдоль железнодорожных путей. Красные отступали из Екатеринбурга на Пермь по дуге Горнозаводской дороги. Белые могли опередить противника, пройдя по новой Западно-Уральской дороге Бердяуш-Лысьва. Пулеметчик полка Красных орлов, дослужившийся впоследствии до маршальского жезла, Филипп Голиков вспоминал: «Главная опасность для наших 10 полков и бронепоезда № 5 была не с фронта, а со стороны станций Кын и Лысьва. Ударом крупных сил через Лысьву и Чусовую Колчак решил отрезать нам путь отхода, окружить и уничтожить нашу дивизию». Такую задачу белый адмирал поставил перед недавно сформированным 1-м Средне-Сибирским корпусом генерала А. Н. Пепеляева.
Как же они были похожи, эти молодые герои Гражданской, так беспощадно сражавшиеся друг с другом! Анатолию Пепеляеву — 27 лет. Давно ли он уходил подпоручиком на германский фронт? Золотое Георгиевское оружие, 8 боевых орденов и революция, развал армии и возвращение в родную Сибирь. И уже совсем недавно — в январе 1918 года — вступление в подпольную офицерскую организацию, свержение Советской власти в Томске, взятие Красноярска, Иркутска, Читы. Он не состоял в партиях, но о погибшей монархии не жалел, а в корпусе установил демократические начала. Подобно красноармейцам, бойцы Пепеляева не носили погон.
Красные оказались не готовы к обороне Западно-Уральской дороги. Разорвав летнюю ночь, взвыла заводская сирена Лысьвенского завода. Со всех сторон бежали люди к зданию Совдепа, и уже до рассвета ушла на фронт 1-я коммунистическая рота 1-го Лысьвенского рабочего полка. Следом за ней полк стал пополняться другими отрядами из Лысьвы, Бисера, Теплой Горы, Кына, Чусовского завода. Возглавил полк лихой бисерянин Иван Ермаков, грудь которого ещё с империалистической войны украшали Георгиевские кресты. Полк стал ударной силой Особой бригады красных, брошенной против корпуса Пепеляева.
На помощь красным прибыли отряды интернационалистов под командованием Ференца Мю-ниха и Бела Куна, сформированные из пленных венгров, чехов, румын, словаков, немцев, австрийцев. Когда в бою у деревни Пермяки красноармейцы не посмели стрелять по монашеской процессии, прикрываясь которой наступали белые, мадьяры-интернационалисты решили дело кинжальным огнем из длинноствольных «льюисов». Были здесь и китайцы, пришедшие на Урал в поисках работы во время мировой войны. К смерти они относились с восточным мудрым спокойствием. Под Кыном им приказали сколь можно долго сдерживать наступление противника. Должно быть, китайцы поняли все сразу, но никто не ушел. Все были вырезаны прямо на позициях. Бои на Лысьвенском направлении приняли затяжной и особо напряженный характер. Несколько раз переходили из рук в руки станция Кын и Кыновский завод. Отбив станцию в августе, красноармейцы нашли здесь трупы 70 казнённых интернационалистов. Миновало лето, сентябрь, октябрь. В начале ноября красным удалось взять Кын-завод буквально от отчаяния. Их атаки захлебывались одна за другой. Но пролежав целый день под пулеметным огнем в снегу, к вечеру бойцы заявили командирам: «Либо в теплую избу, либо в мерзлую землю». После красные штыковым ударом вновь захватили и станцию Кын, где им достался стоявший под парами бронепоезд «Адмирал Колчак».
А вот головной болью белых был бронепоезд № 2 Особой бригады, наглухо закрывший участок железной дороги от Кына до Лысьвы. В артиллерийских дуэлях победителями неизменно выходили расчеты бронепоезда, составленные из моряков крейсеров «Аврора» и «Рюрик». Тогда белые разобрали пути у разъезда Паленый Лог в полусотне километров от Лысьвы. 1 декабря поезд сошёл с рельсов, и из тёмного елового леса по нему был открыт ураганный огонь. Бой продолжался до вечера. Матросы взорвали один из бронированных вагонов, и в возникшем переполохе часть их смогла вырваться из вражеского кольца. Но вплоть до 15 часов 2 декабря ближайшие отряды красных всё ещё слышали пулеметную стрельбу, доносившуюся от разъезда. Приказ по красным войскам гласил: «Преклонитесь же все перед павшими в этом бою, ибо подвиг их — прекрасное безумство и великая жертва, принесенная на алтарь трудового народа».
В сумятице этих сражений Лысьва эвакуировалась трижды. Во время одной из эвакуации обиженные большевиками фронтовики едва не перешли на сторону белых, но после шумного митинга сформировали отряд, тотчас отправившийся на борьбу с Пепеляевым. Тех же, кто действительно радовался падению Советской власти, чекисты арестовывали, самых активных расстреливали. В конце ноября — начале декабря заводской поселок всё же пришлось оставить. Руководил эвакуацией молодой большевик Иван Лызов. В разбитых и расхлябанных вагонах он отправлял на запад ценное оборудование, снарядные заготовки, семьи активистов и красноармейцев. Инженеров, в том числе и Гассельблата. сажали в поезда, не спрашивая согласия. Последний состав, на котором уехал сам Лызов, чудом вытянула слабосильная «кукушка» буквально за час до того, как в Лысьву вошли пепеляевцы.
Той же ночью красная диктатура в Лысьве сменилась белым террором. Одним из первых на льду Травянского пруда был расстрелян невысокий, крепко сбитый усач с коротко стриженной круглой головой. Это был активный участник революции 1905—1907 годов в Латвии Фриц Фридрихович Аппога, отец двух отважных парней, устанавливавших Советскую власть в Чердынском крае. Там же приняли смерть и другие лысьвенские большевики: А. Оборин, Д. Никулин, А. Худеньких. Согласно некоторым воспоминаниям, белые искали в Лысьве вывезенное из Екатеринбурга золото. Они и предположить не могли, сколь близок драгоценный металл: накануне их прихода Ф. Аппога и А. Белобородов спрятали его под полом того самого дома, в котором разместилась колчаковская контрразведка.
Вслед за Лысьвой пепеляевский корпус захватил Чусовой и перерезал Горнозаводскую дорогу. Взятие Перми — звездный час молодого генерала. Пепеляев мечтал о Москве, но колесо Фортуны закрутилось в обратную сторону. 30 июня 1919 году красные вернули Пермь, а 10 июня подошли к Лысьве со стороны Липовой горы. На улицах их ждали женщины с дымящимися шаньгами и кринками молока. Дорого далась белым Лысьва, а вот держаться за неё они не стали, без боя отступив по Кусьинскому тракту.
Взору вернувшихся предстали заводы, разоренные двумя отступлениями — красным и белым. Инженер Тшасковский говорил: «Лысьвенские заводы … достались нам в жалком состоянии: отсутствие топлива, продовольствия, громадный процент невыхода на работу рабочих. Не было технического персонала … Транспорт расстроен до последней степени, переработка материалов страшно затруднена, получение каменного угля почти не возможно». Наступило время отложить винтовку и засучить рукава.
Па материалам книги «Судьба по имени Лысьва»
ССЫЛКА
